Водолаз Спиридонов

kyk_spiridonov

kyk_spiridonov_01

Когда из краеведческого музея нашего села исчез водолазный шлем Спиридонова, местная святыня (я не побоюсь этого слова), дела в районе пошли наперекосяк. Они и раньше-то не очень шли, а теперь…
Народ недоумевал. Народ был оскорблён. У народа опустились руки.
Даже куры перестали нести яйца. Коровы наотрез отказались от сдачи молока.
Как не гудели натужно доильные аппараты – молока от коров не удавалось получить ни грамма. Доярки в отчаянии разводили руками, начальство ругалось, топало ногами, брызгало слюной. Слюни летели щедро, но ничего не помогало.
Молока коровы упорно не хотели давать, а его так ждали в больших и малых городах.
В города, как известно, молоко поступает из сёл (там же проживают и коровы).
Не живут в городах коровы.
И доярки в городах так же не живут, вернее, живут, но только бывшие.
Если быть до конца справедливым, то надо заметить, что в городе совсем без коров не бывает. Бывают они в городах, но преимущественно в неживом (т.е. мёртвом) виде, так сказать не доящиеся, совершенно холодные (ну редко чуть тёплые), и не целиком, а всё больше по частям. На прилавках магазинов бывают, на прилавках базаров бывают, откуда в наши холодильники прямиком и попадают. Так, что встретить целую, живую корову в городе (да ещё и подоить её, когда молока захотелось), вероятность практически равная нулю. Подобная вероятность равна вероятности встречи в городе, ну, хоть тапира (только не надо провоцировать меня на моделирование тапира – заказы от участников галереи после истории со шлемом я не принимаю). Данное животное, также большая редкость в городе (зоопарки и зоомагазины не в счёт).
Да, но что это мы о коровах? Но и не о тапирах (Одна моя знакомая, Роза Тимофеевна, завела себе тапирчика, говорит, что ей теперь и муж не нужен). Забавные они, конечно, эти тапиры…
Мы о шлеме.
Так вот. Шлем исчез, коровы перестали доиться, начальство брызгалось слюной (оно всегда брызжется, но в те дни особенно обильно), народ находился в растерянности.
И тогда все без исключения (от мала до велика, включая и сердитое начальство, и доярок с разведёнными руками и даже не доящихся коров), все с надеждой обратили свой взор на Сергея Григорьевича Федулова – нашего участкового, местного Шерлока Холмса, на счету которого было раскрытие четырёх самых запутанных и темных дел. О дедукции Федулов ничего не подозревал, как не подозревал о криминалистике, психологии преступлений и прочих науках. Какая дедукция? В этой маленькой (а носил он фуражку 52 размера), головке с кольцевым шрамом, опоясывающим почти всю голову – неудачная попытка после десяти лет службы снять сросшуюся с головой фуражку (диффузия – явление неоспоримое). Незамкнутость шрама обьясняется довольно просто. За левым ухом у Федулова была заначка, где он прятал от своей жены аккуратно и туго свёрнутую сторублёвку. Человеком он был непьющим, но свято верил, что каждый уважающий себя женатый мужик непременно должен иметь свободные деньги. На всякий случай. Не только наличие шрама препятствовало возникновению дедукции, её зарождению препятствовали четыре черепно-мозговые травмы, делавшие и без того маленький обьём головы Федулова ещё меньше. Всякий раз после очередного ранения из головы что-то вырезали, потом рана долго гноилась, её чистили, снова чего-то вырезали…
Дедукцией Сергей Григорьевич, как вы понимаете обладать не мог, но на интуицию полагался полностью. Он даже Убеждённо верил в то, что чем меньше свободного места в голове, тем лучше интуиция развита. И никогда она его не подводила.
Не подвела и на этот раз. В один из душных летних вечеров, повинуясь необьяснимому зову, в казённых кальсонах с разлохмаченными штрипками, в вылинявшей, растянутой и забрызганной борщом майке Федулов бросился из-за накрытого к ужину стола на улицу. Тщетно кричала в темноту ночи удивлённая и ничего не понимающая жена, призывая мужа вернуться к столу.
Влюблённые парочки, вздрагивая и прижимаясь друг к другу ещё теснее, испуганно провожали взглядом стремительно проносившегося мимо участкового. В какой-то момент времени (уже в лесу) Федулов почувствовал, что надо затаиться…
Комары безжалостно допивали остатки несворачивающейся крови, расчёсывать зудящие места было уже незачем (даже мозолистые и твёрдые, как железобетон пятки были истерзаны проклятыми насекомыми в сплошную бурую “кашу”), уж и ночь близилась к концу, а знака что делать дальше – всё не было. Федулов терпеливо ждал.
Утро Сергей Григорьевич встретил в забытье, очнувшись от утренней прохлады, он понял, что надо ползти к реке. Ему хотелось погрузиться в спасительную воду и остудить жар, ему хотелось отмыться от липкой корки запекшейся крови, промыть воспалённые и ничего не видящие глаза. И он пополз. Через два дня в субботу, ближе к полудню Федулов подползал к местному пляжу. Словно диверсант-одиночка с зажатой в зубах гранатой, он упорно приближался к спасительной воде. К странностям участкового местное население привыкло, и никто не обращал на него особого внимания. В реке весело плескались дети, радуясь солнцу и начавшимся каникулам, тут и там на цветастых подстилках мамаши и папаши закусывали водочку свежим лучком и молоденькой картошкой (не забывая, впрочем, поглядывать за детьми), а Федулов из последних сил преодолевал оставшиеся метры. И был так одинок в этом мире… Никогда ещё он не нуждался в простом человеческом участии, в простом вопросе первого встречного: “Как дела Грыгорыч?”. Он был так одинок… Под этим забирающим остатки сил палящим солнцем, на буром от многочисленных окурков, усеянном стеклянными осколками и пивными пробками песке, среди веселящихся, обнажённых и слегка пьяных людей, которых он так старательно обползал…
В коричневато-зеленоватой, почти непрозрачной воде тело потеряло невыносимую тяжесть последних дней и безвольно опускалось на дно. Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, безжизненный глаз участкового отметил странный, круглый предмет с торчащими в разные стороны отростками. “Мина!” – молниеносно пронеслось в голове растворяющегося Федулова. А рядом дети! Женщины!
Не очень понимая, что он делает, Сергей Григорьевич решил накрыть мину своим телом. Ему приходилось слышать много раз подобные истории о том, как ценой собственной жизни спасают других отважные герои. Но не о геройстве он помышлял. Простой русский милиционер просто выполнял свою последнюю работу…
Коснувшись грудью мины, Федулов зажмурился (герои всегда боятся, но потому они и герои – боятся, но преодолевают страх). Внутренние часы начали отсчёт оставшихся секунд жизни. Когда все мыслимые и немыслимые сроки в ожидании взрыва прошли, когда отсутствие кислорода обжигающе начало разрывать лёгкие – Сергей Григорьевич впервые за последние дни обрёл ясность сознания. Уже не взорвётся! Вынырнул, набрал побольше воздуха и погрузился вторично. Немного повозившись с предметом, увязшем в иле, он появился на поверхности и, к немалому удивлению, обнаружил в своих руках похищенный три месяца назад водолазный шлем.
Пляж восторженно аплодировал. Народному ликованию не было границ.
Прямо на берегу был устроен летучий митинг. Сергея Григорьевича Федулова поздравляли. Кто-то щедро протягивал ему стакан недопитой водки, кто-то подбадривающе похлопывал по плечу. Люди наперебой старались произнести самые тёплые, самые нужные слова. Выступили все (включая детей). Многие брали слово три, четыре раза, некоторые пять и даже шесть. На шее участкового появился огромный венок, связанный из одуванчиков и других нехитрых цветков…

Послесловие.
В краеведческом музее, рядом с фотографией Спиридонова (в траурной рамке), нашлось место и для фотографии Сергея Григорьевича Федулова (в парадной форме, после присуждения ему внеочередного звания). Теперь посетители музея могут видеть вместо одного героя сразу двух. Живого и мёртвого.
Буквально через несколько дней после описываемых событий показатели по удою молока уже не отличались от прежних цифр, а ещё через неделю район уверенно вышел на первое место в области по сдаче столь ценного и так необходимого в городах продукта.
Осторожное начальство решило предотвратить возможные рецидивы хищения шлема и на пожертвования добровольцев организовало в центре села, перед церковью мемориальный комплекс памяти односельчан, чей ратный труд был связан с водой. Естественно спиридоновский шлем (надёжно закреплённый на постаменте) стал центром этой композиции (у выдающихся людей – и судьба вещей определена).
Предприимчивый и дальновидный священник местной церкви Отец Никодим обратился в Священный Синод с предложением причислить Мученика Спиридонова к Лику Святых, а канонизацию провести в местном храме следующим летом.
Небритые и изрядно пахнущие водочным перегаром личности, ночующие в тёплое время года в сквере у церкви, рассказывают заезжим туристам и гостям села леденящие душу истории о том, как по ночам можно видеть пошатывающуюся фигуру водолаза в шлеме, из которого проливается загадочный свет и нетвёрдой поступью прогуливающуюся в окрестностях мемориала.
Роза Тимофеевна вняла советам подруг и сдала своего тапирчика в зоомагазин на реализацию.
А ехидные, недоброжелательно настроенные земляки по сей день, (за глаза) называют Федулова “сапёр”.
Вот такая странная штука – эта интуиция…

С уважением КУК.